Об оценках денежного спроса

Если бы мы вернулись к золотому стандарту и придерживались структуры, существовавшей до 1913 года, все было бы хорошо. Вспомните, для Соединенных Штатов период с 1870 по 1913 гг. был одним из самых агрессивных в экономическом плане – это был золотой век золотого стандарта.

Алан Гринспен, бывший глава ФРС

Хочется задать вопрос уважаемому господину Гринспену: а где Вы были раньше, будучи в должности управляющего самого влиятельного центрального банка планеты? Как и у всех мейнстримщиков, для подобных людей на первом месте стоит карьера. Государственный аппарат, как известно, обеспечивает её с лихвой. Пагубные последствия, поломанные судьбы и будущее многих людей при этом конечно никого не волнуют. При этом ни один кризис и ни одна депрессия не грабила людей так, как грабила инфляция, порождаемая центральным банком.

Возможность сохранить капитал в стране, где бесчинствует номенклатура, уничтожается всеми возможными средствами. Поэтому нет ничего удивительного в том, что орды спекулянтов сумели разглядеть потенциал криптовалюты и сделать её деньгами. В этом случае они лишь неосознанно удовлетворили спрос на сохранение капитала от растущих аппетитов номенклатуры. Получил бы биткойн распространение,  если бы не деформированное состояние текущей денежной системы центральных банков? Многие путают её с  Бреттон-Вудской валютной системой, согласно которой валюты всего мира обеспечивались долларами США, которые в свою очередь обеспечивались золотом. Чем и объяснялась гегемония США. Однако ничего особенного из данной ситуации американцы не выиграли, а напротив, за время действия данных соглашений (1944 – 1971 гг.) было вывезено из страны около двух третей золотого запаса. Сегодня же мир существует при Ямайской валютной системе, что не обязывает никого к какой-либо привязке, лишь заставляя оглядываться на эмиссию друг друга.

В то же время, ни в одной стране мира мы не наблюдаем сейчас консервативной политики центральных банков. В той или иной степени повсюду стимулируется интервенция, просто потому, что её необходимость постулирует популистская экономическая теория. Лишение возможности людей самим решать, какую валюту им использовать, а какую нет, проистекает из достаточно  прозаичной логики. Возьмём, к примеру, пекаря и рыбака: вот один испёк пирог, а другой, в это же время, словил рыбу. Далее, если пирог обменивается на рыбу, то у нас возникает цена: 1 пирог = 1 рыба. Следуя этой логике при прочих равных условиях, обмен 1 пирога на 2 рыбы будет неравным. Так же отказ от обмена не будет означать изменение цены. Согласно этой логике изменение цены обосновано лишь при изменениях условий возникновения блага, например если рыбак начал ловить  бессовестно много рыбы за тот же промежуток времени. Другими словами если изменилась производительность труда. Правительство наделяет себя полномочиями исправлять возникающие при этом несправедливости отнимая у тех, кто выиграл от обмена, либо у тех, кто не хочет обмениваться, “возвращая” тем, кто при обмене проиграл, либо остался не удел с произведённым товаром. Это выражается в субсидировании, протекционизме и конечно же денежной эмиссии в угоду государственных социальных проектов. Всячески «наказывая» пользователей других валют, государство тем самым пытается компенсировать недостатки собственной валюты на фоне более качественных, которые используются в явно спекулятивных целях в данном государстве.

Конечно, всё оказывается не так просто. При обмене рыбы на пирог, для рыбака и пекаря данные блага не являются тождественными, то есть не имеют знака равенства между собой. Сам факт обмена, уже говорит о том, что его участники оценивают получаемое благо выше, чем то с которым расстаются. То есть 1 пирог >  1 рыбы, одновременно с положением 1 пирог < 1 рыбы. Насколько могут отличаться пропорции данных оценок друг для друга – неизвестно. Возможно, рыбак готов отдать и тысячу рыб за один пирог (но только за один), в тот же самый момент, когда пекарь готов отдать максимум два пирога за одну рыбу.

Чтобы понять, насколько данное качество анализа обмена важно в применении, нужно попытаться проверить следствие из предыдущей логики, при которой один пирог тождественен одной рыбине. Обмен 1 пирога на 2 рыбы уже не является неравным, а является иной пропорцией оценок пекаря и рыбака. Отказ от обмена будет означать так же изменение оценок суммарно недостаточных для произведения обмена. Согласно этой логике изменение условий возникновения блага роли не играет, на центральном месте стоит лишь субъективная оценка, а конечная цена образуется только если другой потенциальный участник обмена даст более высокую оценку. Изменение производительности труда при этом лишь «облегчит» одну чашу весов.

Полностью закономерным становится объяснение добровольности обмена, даже если по предыдущей логике он мог быть «неравным», просто потому что он таковым не является. Неразумным становится в таких условиях и необходимость регулирования и перераспределения, т.к. возникает вопрос, на что оно нацелено? На переливание из пустого в порожнее, по ходу порождая издержки в обществе? Чтобы удостовериться в верности именно этой логики, достаточно обратиться к практике и убедиться;  там где регулирование экономики минимально – общество богаче. Где регулирования больше – общество беднее, соответственно.

На первый взгляд кажется очевидным и незначительным разность подхода к подобным тривиальным вещам. Но те изменения в обществе, которые происходят или не происходят, по сей день, в виду существования конфронтации между этими позициями, огромны. Достаточно сказать, что ради продвижений первого тезиса, за прошлый век были убиты десятки миллионов людей. А ради одного только выравнивания торгового сальдо, отрицательное значение которого расценивается как проблема – население планеты и сегодня грабится на миллиарды долларов ежедневно.

Лицемерие специалистов, когда они,  зная о верности второго варианта, оправдывают логику первого, достаточно распространена. В условиях исполнения прихотей власти даже возник специальный термин – экспертократия. Валютное регулирование, которое нацелено на то чтобы перераспределить средства из-за рубежа в свою страну и из карманов граждан своей страны в казну, является одним из основных объектов вокруг которых кружится вся эта карусель. Мода на центральные банки не утихала даже в эпоху безудержного либерализма. Никому из функционеров даже не приходило в голову, что деньги одного и того же номинала, которые инвестирует или сберегает население, имеют разную ценность для их собственников. Люди на местах имеют больше информации, могут лучше предугадывать тренды и соответственно корректировать свои ожидания относительно окружающего мира. В итоге, свободное обращение капитала и толкает прогресс вперёд, что заметил ещё Адам Смит. У чиновника же перед глазами лишь точка зрения со стороны, и чьи-то перспективные инвестиции для него выглядят как «отток капитала», а чья-то оптимизация производства – как «кризис перепроизводства».

Второй проблемой, вытекающей из действий власти, является всё та же субъективная оценка окружающего мира, но уже в роли распределителя благ. Отобрав чужой капитал, его направляют в те проекты, которые для чиновника кажутся субъективно важными. Однако ни на какой бумаге нельзя выразить оценку этих проектов окружающими людьми. Насытившись благами от перераспределения, номенклатура оценивает блага выходящие за рамки собственного потребления как более значимые. Роскошные иномарки, особняки и фуа-гра уходят на второй план и больше не прельщают, теперь чиновник хочет, чтоб в его городе была красивая статуя, а вдоль границ  его страны располагались мощные танковые дивизии. Он, совершенно закономерно, оценивает эти блага как первостепенные для него самого, транслируя эти свои ценности на всё общество. В то же время, само общество, соответственно, мало интересует приобретение подобных общественных благ, когда оно не может позволить себе купить обычных продуктов на обед для своей семьи,  страдая от бедности и безысходности.

В условиях современного феодализма, где не работают демократические институты, потеря обратной связи наиболее острая, и достигает порой крайней степени маразма. В Северной Корее, в условиях, когда народ погружён в тотальную нищету, живущий впроголодь и ходящий в лохмотьях, ему преподносится великолепная лепнина Пхеньянского метрополитена, военная мощь Вооружённых Сил, круглосуточная борьба с внешним врагом, полёты на орбиту, статуи бессменного клана Кимов и регулярные парады в качестве ценных общественных благ. В то время, когда такие блага для местной элиты абсолютно справедливо оценены по достоинству, основной массе населения они могут быть в значительной степени безразличны.  Следствием этого является ситуация когда обычный кореец не задумываясь обменивает священную книгу «Чучхе» на пачку риса, демонстрируя таким образом пренебрежение ценностями элиты – отвечая по сути им взаимностью.

Движение капитала является одним из методов спасения собственных субъективных ценностей от подобного мракобесия и издевательства. Более развитое государство, прислушиваясь к требованиям населения, позволяет использовать те инструменты, с помощью которых генерируются новые блага (сохраняя при этом основные инструменты грабежа). Тот факт, что люди используют разрешённые методы создания благ, в том числе в борьбе с механизмом самого государственного грабежа, является не случайным. Те общественные блага, которые предоставляет номенклатура, так же не получают поддержку среди их спонсоров – самого населения. Его спрос на твёрдые деньги никуда не исчез и за сто лет, что бы не транслировали властные функционеры и их придворные экономисты о вредности денежной твёрдости.

Позволило бы правительство развитие интернета, если бы знало, что именно в этой среде возникнет гибель их финансовой системы в виде криптовалют?  Всё же жажда прогресса  берёт верх над стремлением к стабильности, что делает подобные процессы неизбежными и необратимыми, а значит будущее обречено на процветание человечества даже путём демократии.